Top.Mail.Ru
Сегодня
12:00 / Новое Пространство. Страстной бульвар, д.12, стр.2
Сегодня
15:00 / Новое Пространство. Страстной бульвар, д.12, стр.2
Касса  +7 (495) 629 37 39

Сергей Петрович согрешил. Он (Игорь Гордин) — муж, филолог, преподаватель — переспал с влюбленной в него симпатичной двадцатилетней студенткой Илоной (Вера Макаренко). Кто-то донес. Суд признал его виновным и вынес приговор: смертная казнь. Через расстрел из пулемета. Жена Сергея Света (Наталия Вдовина) — тоже филолог, преподаватель — опечалена. Преступник отправляется в тюрьму, называемую комбинатом, ожидать исполнения приговора — когда оно случится, никому неизвестно, потому что этим процессом управляет компьютер, вольно назначающий время расстрела и никому его не сообщающий. По крайней мере, так говорит начальник комбината (Артем Тульчинский), давший пулемету имя — Саша.

По жанру роман Дмитрия Данилова «Саша, привет!» — антиутопия. Но поставленный на Малой сцене Театра Наций спектакль Марата Гацалова, премьера которого состоялась после 21 сентября 2022 года, антиутопией уже не выглядит. Может быть, потому, что сложно размышлять о событиях выдуманной России ближайшего будущего (время действия — 2025-й — здесь, впрочем, не артикулируется), когда реальные события энергично выламывают рамки нормы. Вряд ли, конечно, за сексуальную связь по взаимному согласию скоро будут осуждать на смертную казнь, но даже если так и произойдет, это уже вряд ли вызовет большое изумление в уставшем удивляться обществе. Чем, говоря откровенно, это принципиально страшнее, несправедливее и хуже… чего-то другого? А условия содержания в тюрьме, где хорошо кормят, не ограничивают общение, не бьют, не пытают, не отправляют в ШИЗО, и вовсе не анти, а просто — утопические.

Художник-постановщик Николай Симонов сделал на сцене черно-белый тир. Перед «входом» в него расставлена обувь — знак того, что Сергей далеко не первый заключенный. В начале и в финале сверкнет красная вспышка, но почти все остальное время свет назойливо, по-больничному, ровен (художник по свету Иван Виноградов). Герои одеты художником Марией Даниловой в классический цвет антиутопий — оттенки серого: серое платье, серые туфли, серая рубашка, серый чемодан. Единственное яркое пятно — гавайка Виталия, случайного (ли) знакомого Светы, встреченного ею на пляже. Кроме героев на сцене (перед ней, за ней, по ее краям) есть некое подобие античного хора — облаченный в белое прекрасный ансамбль N’CAGED. Поют а капелла. Тексты написал Константин Стешик, опиравшийся на стихотворения Хармса и Введенского — поэтов, которые так нравятся Свете.

Несмотря на мрачность темы, спектакль получился увлекательным, в нем много юмора и хорошо выстроена интрига — даже для читавших роман, потому что инсценировка, сделанная самим Даниловым, от оригинала отличается. Единственный недостаток текста — мат, из уст интеллигентного Игоря Гордина звучащий неестественно, а потому — неловко, а потому — несмешно.

Зато абсолютно «правдоподобной» получилась у Веры Макаренко волонтерка-социолог Даша, пришедшая в тюрьму поговорить с Сергеем. Ее надоедливая жестикуляция, бесконечное «смотрите», открывание и закрывание тетрадки, даже то, как она сидит и держит ручку, — все сыграно точно и узнаваемо. Конечно, Даша смешит и раздражает — и зрителей, и Сергея. Он негодует, что девушку ничего не озадачивает в его положении, что она недостаточно ему сочувствует, и своей язвительностью едва не доводит ее до слез. У Даши — отягчающее обстоятельство, она — дочь прокурора маленького города. Узнав это, Сергей, вместо того чтобы попробовать ей что-то объяснить, лишь бросает ехидные шутки, бесится, ерничает, задает «каверзные вопросы» и делает «понимающее выражение лица». И точно так же Света беспощадно издевается над бездарным писателем Виталием. Неумение и нежелание видеть нюансы, тратить время на выстраивание равноправного разговора с Другим — тоталитаризм не спускается сверху, он черным пятном расползается по обществу изнутри.

Начальник комбината, наоборот, готов со всеми общаться — это обаятельный, обходительный человек, терпеливо объясняющий Сергею все правила. Он из тех, кто верит в свое дело, чиновник, с гордостью представляющий тоталитаризм с человеческим лицом. Однако его аккуратные жесты, босые ноги, довольное лицо — все это создает неуют, дискомфорт, желание отвернуться, даже отвращение, потому что внутри сидит монстр — и однажды из-под маски действительно вырывается совсем другая — резкая, злая, «тюремная» — интонация.

Все, что в силах Сергея Петровича, весь оставленный ему выбор — как вести себя в ожидании расстрела. Гордин на протяжении спектакля ощутимо меняет своего героя. Из мягкого, не нежного, а именно какого-то расплавившегося, растекшегося мужчины с ослабевшими мышцами, падающего в обморок от необходимости встать спиной к пулемету, он постепенно превращается в человека, азартно показывающего системе «фак». От до тошноты знакомого «от меня ничего не зависит» — к своеобразному одиночному пикету. От унижения — к протесту.

Саша, пока!